★★★☆☆ Книга на Литресе.

Взахлеб прочитав «Не навреди», полную ироничных и пронзительных историй от британского нейрохирурга, я тут же взялась за вторую его книгу — «Призвание».

Она оказалось совершенно другой: медленной и философской. Генри Марш больше не решительный врач, вершитель судеб. Он живой человек, который собирает сундуки с креплением «ласточкин хвост», делает окна с килевыми арками и вспоминает о детстве — времени, когда у людей были амбары и фруктовые сады. А иногда даже жалуется, как изменился мир и стандарты медицины.

«Призвание» похоже скорее на рассказы «Из воспоминаний сельского ветеринара» Джеймса Хэрриота — вроде и про нейрохирургию, а на самом деле про уклад жизни и приходящую старость. В этом есть свое обаяние. Мне приятно было отвлечься от потока нон-фикшена, но все лучше осталось в «Не навреди».

Книги, которые рекомендует Марш: романы Реймонда Чандлера, «Открытое общество и его враги» Карла Поппера.

О старении

— Мне иногда кажется, что между имуществом и счастьем взаимосвязь такая же, как между витаминами и здоровьем. При серьезном дефиците витаминов мы заболеваем, однако их избыток тоже не делает нас здоровее.

— Я был убежден, что нейрохирурги — раз уж они имеют дело с мозгом, в котором рождаются человеческие мысли и чувства, — необычайно мудрые люди, что уж им-то наверняка удалось постичь глубочайший смысл жизни.

В молодости я просто принял к сведению, что физическое вещество нашего мозга производит на свет нематериальные мысли и чувства. И я верил, будто работу мозга можно объяснить и понять. Однако, став старше, я пришел к выводу, что мы не имеем ни малейшего представления о том, как именно в физической материи зарождается неосязаемое сознание.

Этот факт все больше и больше подпитывал мое любопытство и восхищение, но одновременно меня тревожило понимание того, что мой мозг — подобно всем остальным органам моего тела — стареет, что стареет мое «я», и мне никак не узнать, что конкретно во мне могло измениться.

— Со временем я стал мудрее и научился лучше себя контролировать. Правда, меня не покидает мысль о том, что это может быть связано и с возрастным замедлением работы нервных контуров мозга, отвечающих за эмоции.

О мозге

— Одно из самых убедительных объяснений появления мозга в процессе эволюции состоит в том, что мозг позволяет двигаться. Чтобы двигаться, мы должны предугадывать, что лежит перед нами. Мозг — это, если можно так выразиться, устройство, которое предсказывает будущее. Он создает модель внешнего мира и нашего собственного тела, что и дает нам возможность перемещаться в окружающем пространстве.

Все наше восприятие построено на домыслах мозга. Когда мы что-то видим, слышим, осязаем, чувствуем вкус или запах, головной мозг — по крайней мере так считается — использует получаемую глазами, ушами, кожей, ртом и носом информацию только для того, чтобы сравнить ее с моделью внешнего мира, которую он создал в годы нашей молодости. Если на лестнице, по которой мы спускаемся, на одну ступеньку больше или меньше, чем обычно, мы тут же теряем равновесие.

Асцидии, о которых так любят рассказывать в научно-популярных лекциях по нейробиологии, в личиночной стадии подвижны и обладают примитивной нервной системой, позволяющей им перемещаться по океану. Достигнув взрослой стадии, асцидии прикрепляются к камню. <...> Их нервная система рассасывается — потребность в ней исчезает, потому что существо перестает двигаться.

— В нас прочно укоренилось двойственное восприятие разума и материи как отделимых друг от друга сущностей. Яркий пример тому — вера в нематериальную душу, которая каким-то непонятным образом способна пережить тело и мозг. Мое «я», мое сознание, моя личность, которая пишет эти слова, не воспринимает себя как череду электрохимических реакций, хотя именно ею и является.

— Среди приматов у нас самый большой мозг и самые многочисленные социальные группы. Мы можем поддерживать личное, неформальное общение где-то со 150 людьми.

— Прогресс, как однажды заметил писатель Иван Клима, — это просто больше движения и больше мусора.

О хирургии

— Недавно появилась так называемая служба безопасности пациентов: ее цель — уменьшение числа врачебных и других ошибок, которые допускаются в больницах и нередко влекут за собой причинение серьезного вреда здоровью. Сотрудники службы безопасности пациентов охотно прибегают к аналогиям с гражданской авиацией.

Современные больницы устроены чрезвычайно сложно, и здесь многое может пойти не так. Я признаю, что без строгих инструкций не обойтись. <...> Вместе с тем у хирургии очень мало общего с управлением самолетом.

Пилотам не приходится решать, каким маршрутом лучше лететь и стоит ли в принципе идти на сопряженный с полетом риск, а потом обсуждать этот риск с пассажирами. Да и пассажиры не пациенты: они собственноручно купили билеты на самолет, тогда как пациенты определенно не хотели заболеть.

Все пассажиры почти наверняка переживут полет, в то время как многим пациентам не суждено покинуть больницу живыми. Пассажиры не нуждаются в постоянной поддержке и утешении. <...> В самолетах нет встревоженных, требующих объяснений родственников, с которыми врачи неизменно имеют дело.

Когда самолет разбивается, пилот обычно погибает вместе с пассажирами. Если же неприятность происходит во время операции, то хирург остается в живых и затем несет на себе чудовищное бремя вины. Хирург берет вину на себя в любом случае, несмотря на все разговоры о том, что поиск виновного в таких ситуациях не главное.

О честности врачей с пациентами и с самими собой

— По современным оценкам, 75% всех медицинских расходов в жизни человека приходится на ее последние шесть месяцев. Такова цена надежды — надежды, которая, если верить теории вероятностей, зачастую оказывается бесплодной. Как результат — мы подвергаем чудовищным мукам себя и возлагаем неподъемные расходы на общество.

— Я рассказал, насколько тяжело врачу быть честным с пациентами. Мы узнаем об этом сразу же, как только получаем диплом и надеваем белый халат. Едва на наши плечи ложится ответственность за пациентов, пусть и не в полном объеме, мы начинаем осваивать науку притворства.

Ничто так не пугает больных, как неуверенный в себе врач, особенно если он молод. Кроме того, пациентам нужно не только лечение, но и надежда на выздоровление. И мы быстро учимся делать вид, что знаем и умеем больше, чем в действительности, стремясь хоть немного оградить пациентов от пугающей реальности.

А лучший способ ввести в заблуждение других — это прежде всего обмануть себя. Только так можно не выдать себя бессознательными жестами, по которым люди легко определяют, когда им врут. Таким образом, самообман — важный и даже необходимый клинический навык, которым каждый врач должен овладеть на заре карьеры.

Но когда мы взрослеем, становимся по-настоящему опытными и компетентными, настает пора избавиться от этой привычки. Старших врачей, как и высокопоставленных политиков, зачастую портит власть, сосредоточенная в их руках, и отсутствие рядом с ними людей, готовых говорить правду. Тем не менее мы продолжаем совершать ошибки на протяжении всей карьеры и на этих ошибках неизбежно учимся гораздо большему, чем на своих успехах.

Успех не учит нас ничему и лишь подпитывает наше самодовольство. На ошибках же можно учиться, но только при условии, что мы их признаем — если не перед коллегами и пациентами, то хотя бы перед собой. А чтобы признавать свои ошибки, необходимо бороться с самообманом, который был столь необходим нам в начале врачебной карьеры.

Когда хирург советует пациенту согласиться на операцию, он фактически подразумевает, что риск, связанный с операцией, меньше риска, связанного с отказом от нее. Однако в медицине ничто и никогда не бывает известно наверняка — мы постоянно сравниваем вероятности и почти никогда не можем с уверенностью утверждать, к чему приведет тот или иной выбор. Следовательно, мы должны руководствоваться не только знаниями, но и критическим мышлением.

Обсуждая с пациентом риск, которым чревата операция, я должен опираться не на сухую статистику из учебников, а на аналогичные случаи из собственной практики — я должен сказать ему, насколько велик риск того, что операцию проведу именно я. Но у большинства хирургов исключительно плохая память на собственные неудачи, они ненавидят признаваться в неопытности и, беседуя с пациентами, как правило, сильно недооценивают риск операции.

Впрочем, даже если пациент «хорошо перенес» операцию и после нее не возникло осложнений, все равно она могла быть ошибкой: возможно, пациент и вовсе не нуждался в операции, а жаждущий оперировать хирург переоценил риск, связанный с отказом от нее.

О счастье

— Я погружаюсь в дрему, думая о том, как сильно хочу вернуться домой. Я вспоминают домик смотрителя шлюза. Мысленно обхожу одичалый, заросший сад. На яблонях только что начали распускаться крохотные почки, и я вижу плотно скрученные розово-белые лепестки, которым не терпится попасть в этот мир.

Идет дождь, в воздухе пахнет весной. От дождя на водной глади озера появляются миллионы маленьких кругов. Два лебедя тут как тут — величаво проплывают мимо зарослей камыша. Я обязательно смастерю домик для совы и повешу его на берегу озера, выбрав иву повыше. А по ночам я буду пускать в дело совиный манок, купленный недавно. Кто знает, вдруг удастся убедить какую-нибудь сову обосноваться в домике?

★★★★★ Книга на Литресе.

Выдающийся нейрохирург Генри Марш написал искреннюю, трогательную и ироничную книгу о том, как живется получеловеку-полубогу, — врачу, который каждый день проводит несколько сложных операций на живом человеческом мозге.

Для меня в книге три интересных темы:
— проблема души и материи: как в голове, состоящей из воды и белков, рождаются эмоции и переживания;
— признания и переживания нейрохирурга: страх, неудачи и отчаянная нужда, чтобы в тебя верили;
— внутренняя борьба с медицинской статистикой и врачебным цинизмом: нейрохирургия — это грань между жизнью и смертью — как жить с этим и рассказывать об этом пациентам и их родным.

Кажется, что книга будет сложной и страшной, но на самом деле она добрая и обнадеживающая.

Вопросы, о которых забывают перепуганные пациенты перед операцией:
— я хочу быть уверен, что операцию сделаете именно вы, а не ваш интерн/ординатор/стажер;
— сколько подобных операций провели лично вы?

Человеческие мысли, душа и электрохимические импульсы

— Идея о том, что наконечник отсоса прокладывает себе путь через человеческие мысли, эмоции и разум, что память и рассудок состоят из этой вот студенистой массы, — слишком странная для того, чтобы просто так принять ее.

— Неужели мысли, которые рождаются в моей голове, когда я смотрю на этот здоровенный кусок жира и белка, покрытый кровеносными сосудами, действительно состоят из такого же вещества. И ответ неизменно один и тот же: да, это так. Однако сама мысль об этом настолько абсурдна, настолько безумна, что мне не остается ничего другого, кроме как вернуться к операции.

— Сознание, которое в данный момент рождает вот эти самые слова, в действительности представляет собой череду электрохимических взаимодействий между сотнями миллиардов нервных клеток.

— Тот удивительный факт, что грубая материя может порождать сознание и способность к восприятию, в неврологии называется загадкой перцептивного связывания, к объяснению которой никто пока и близко не подступился. С точки зрения неврологии существование души крайне маловероятно, поскольку все, что мы думаем и чувствуем, — не больше и не меньше, чем обмен электрохимическими импульсами между нервными клетками.

Признания и переживания нейрохирурга

— Величайшее достижение хирурга — выздоровевшие пациенты, которые напрочь о нем забывают. После успешной операции любой человек поначалу испытывает по отношению к хирургу неподдельную благодарность. Но если со временем она никуда не девается, это, как правило, означает, что проблема не была решена и человек опасается, что когда-нибудь ему вновь понадобятся наши услуги.

Такие бывшие пациенты считают, что нас нужно всячески задабривать, словно мы злые божества или по меньшей мере непредсказуемые повелители чужих судеб. Они приносят нам подарки и посылают открытки. Они называют нас героями, а иногда и богами.

Вместе с тем самый крупный успех для нас — это когда пациенты возвращаются домой, к прежней жизни, и больше никогда с нами не видятся.

— Ненавижу разговаривать с пациентами утром перед операцией. Предпочитаю избегать напоминаний о том, что они живые люди, одолеваемые страхом, и, кроме того, не хочу, чтобы они начали подозревать, что я и сам волнуюсь не меньше их.

— Каждый день я принимаю несколько десятков решений, которые в случае ошибки могут привести к чудовищным последствиям. Моим пациентам отчаянно нужна вера в меня, а значит, я и сам должен в себя верить.

— Когда я получаю подобное письмо или же оповещение от юриста о намерении пациента подать на меня в суд, то неизбежно осознаю, насколько глубока пропасть, по краю которой ежедневно хожу.

— Нет никаких доказательств того, что полное бритье головы, которое в прошлом считалось обязательным и из-за которого пациент становился похожим на заключенного, хоть как-то понижает вероятность развития послеоперационной инфекции, а ведь это основная официальная причина для данной манипуляции. Я же подозреваю, что настоящая причина — хотя открыто об этом, разумеется, никто не говорил, — крылась в том, что отсутствие волос обезличивает больного и, таким образом, хирургу гораздо легче проводить операцию на мозге.

— Каждый хирург несет в себе небольшое кладбище, на которое время от времени ходит помолиться, — средоточие горечи и сожалений, где ему следует искать причины своих неудач.

Внутренняя борьба, медицинская статистика и врачебный цинизм

— Иногда у пациента нет ни малейшего шанса. Можно провести операцию, но даже если пациент выживет, он на всю жизнь останется безнадежно парализованным, потеряет дар речи и столкнется с ужасающими изменениями личности. В этот момент его судьбу решают родственники — и очень важно, что им скажет врач.

Если сказать: «Мы можем прооперировать пациента и удалить поврежденную часть мозга, тем самым сохранив ему жизнь», то они непременно захотят, чтобы пациента прооперировали. Если же вместо этого сказать: «Нет практически никаких шансов на то, что после операции он вернется к полноценной жизни. Он на всю жизнь останется парализованным инвалидом. Захотел бы он так жить?», то родственники скорее всего ответят совершенно иначе.

Ведь на самом деле врач спрашивает: «Любите ли вы его настолько, чтобы ухаживать за парализованным инвалидом до конца его дней?» — и у родственников не остается выбора.

— С годами я начал охотнее признавать, что стоило бы позволить человеку умереть, если вероятность его возврата к полноценной жизни ничтожна.

— Проблема, разумеется, в том, что часто я не могу точно сказать, насколько ничтожна эта вероятность: будущее всегда остается неопределенным. Проще всего брать и оперировать в любой ситуации, стараясь не думать о том, что результатом такого «лечения вопреки всему» станет множество выживших людей с серьезнейшими повреждениями мозга.

— Опухоли различаются по степени злокачественности, и никогда не знаешь, что именно произойдет с конкретным пациентом: всегда есть те, кому удается прожить с болезнью долгие годы. Но это отнюдь не случаи чудесного исцеления, а лишь статистические выбросы.

— «Вы ведь понимаете, — хотелось мне спросить практичных экономистов и медиков, — что единственная польза этого лекарства заключается в том, чтобы дать умирающим пациентам надежду? Надежду на то, что они станут той самой статистической ошибкой и проживут дольше среднего значения? Как можно оценить пользу надежды?» Но я не осмелился.

— Мало кто из людей, не имеющих отношения к медицине, понимает, что больше всего врачей терзает неопределенность, а не то, что они постоянно сталкиваются с человеческими муками и смертями. Не так уж сложно позволить кому-то умереть, если совершенно точно знаешь, что никак не сможешь ему помочь.

— В нейрохирургии смерть — неизбежное следствие базнадежной травмы головы или кровоизлияния в мозг. Она наступает тихо и мирно, когда врач констатирует смерть головного мозга и аппарат вентиляции легких отключают. Тут нет предсмертных слов или последнего вздоха — есть лишь поворот нескольких переключателей, после чего аппарат перестает работать.

Если кардиомонитор при этом остался подключен — обычно его убирают, — то на нем можно увидеть, как сердце (его дуары отображаются в иде извилистой линии из красных светодиодов) начинает биться все более и более неравномерно, из последних сил пытаясь выжить в отсутствие кислорода.

Через несколько минут оно останавливается в полной тишине, и линия на мониторе становится прямой.

— Я объясняю, что пациенту обязательно нужна операция, но вероятность паралича правой половины тела и возможной утраты речи «не превышает пяти процентов». Звучало бы совсем иначе, скажи я «целых пять процентов» соответствующим мрачным голосом. На этом этапе почти каждый пацент замечает, что любая операция сопряжена с риском.

Я соглашаюсь, но подчеркиваю, что некоторые риски куда серьезнее остальных. Проблема с нейрохирургией в том, что последствия даже крошечного сбоя могут быть катастрофическими. Если операция выходит из-под контроля, то для пациента это означает трагедию на все сто процентов, хотя для меня она вписывается в рамки тех же пяти процентов.

★★★★★ Книга на Литресе.

Необычайно увлекательная история человеческого вида через призму эволюционной биологии. Размышления о науке, статистике и философии, изданные в виде цельного повествования. Одна из тех книг, которые бессмысленно пересказывать, но хочется обсуждать с друзьями главу за главой.

Мне было интереснее всего читать про эволюцию «обезьяна → человеческие виды → вид Sapiens» и критику аграрной революции — возможно, потому, что раньше я ничего не читала на эту тему.

Конспекта не будет, но вот запомнившиеся фрагменты.

Обезьяна → человеческие виды → вид Sapiens

— В школе мы смотрим на линейную модель эволюции: сначала были обезьяны, потом австралопитеки, затем человек умелый, человек прямоходящий... — и вот, наконец, человек разумный. На самом деле эволюция человека нелинейна. Человеческий вид не развивался от одного к другому, постепено улучшая свои способности. Разные виды людей жили на планете одновременно — еще за 8000 лет до н. э. на планете жило несколько видов человека. Но потом Homo Sapiens их все выдавил.

— Наткнувшись на неандертальцев, сапиенсы провели первую и самую радикальную этническую чистку в своей мрачной истории.

— Теория межвидового скрещивания vs. теория вытеснения. Первая: расселяясь по всей планете, Homo Sapiens скрещивался с красотками других видов, постепенно их ассимилируя, и таким образом современный человек унаследовал их черты. Вторая: встречая непохожих на себя людей, Homo Sapiens испытывал к ним ненависть, вытеснял и истреблял. Случайно получившиеся дети не давали потомства, так как уже накопились чрезмерные межвидовые различия между Homo Sapiens и другими людьми.

Если верна теория вытеснения, то у всех живущих сейчас людей одна и та же генетическая наследственность, а расовые отличия ничтожны. Иными словами, гены всех современных сапиенсов можно последить до небольшой группы Homo Sapiens, вышедшей из Африки 70 тысяч лет назад. Если верна теория скрещивания, то генетические различия между африканцами, европейцами и азиатами могут быть принципиальными. Точного ответа на этот вопрос пока нет.

— Каменный век — на самом деле деревянный век, но деревянные орудия не сохранились.

— Ключевые изменения в человеческой биологии произошли из-за требовательного, развивающегося мозга. Мозг составляет 2-3% веса, но в покое потребляет 20% всей энергии. Невозможно было поддерживать и все прежние системы в организме, и растущий мозг.

Мозг вынуждал человека перераспределять энергию. Сначала люди пожертвовали мышцами, отдав их энергию нейронам. Потом сдался кишечник. Какое-то время объемный кишечник и растущий мозг конкурировали, но потом человек освоил огонь, и нужда в большом травоядном кишечнике отпала. Кишечник уменьшился, а мозг увеличился.

— Одновременно в природе шли два процесса: человек умнел и становился прямоходящим. Головы младенцев увеличивались, а бедра у прямоходящих женщин сужались. В результате естественный отбор стал поощрять преждевременные роды: женщины, рожавшие детей недоношенными, пока череп еще недоразвит и мягок, чаще выживали — и давали больше потомства.

— Млекопитающие появляются на свет уже готовыми, а человеческие младенцы на фоне других животных рождаются недоношенными. Одинакая мать не может одновременно охотиться и оберегать беззащитное потомство, и человек научился формировать племена и общины.

— Ключевое отличие современного человека от животных — способность собираться и коммуницировать в больших сообществах незнакомых людей.

— Некоторые ученые считают, что экологическая ниша человека — извлечение костного мозга из скелетов давно обглоданных животных. До недавних пор род Homo занимал не верхние, а средние позиции в пищевой пирамиде.

Только в последние 100 тысяч лет, с появлением Homo Sapiens, мы стали верхним звеном — и до сих пор не знаем, как себя вести. В отличие от львов и акул, мы не шли к этому миллионы лет эволюции. Человечество — это стадо овец, внезапно завладевшее танками и атомными боеголовками.

★★☆☆☆ Книга на Литресе.

Книга про издевательство и психологическое насилие на работе. По сути книга одной мысли, которая уже высказана на обложке: не работайте с мудаками. Больше никаких советов или рецептов нет, вся книга — примеры мудачества вокруг нас.

Вы найдете в книге отдушину, если у вас гадкий босс, коллеги вредят друг другу, а в компании атмосфера всеобщего склочничества. Наверное, поэтому у нее такие высокие рейтинги: люди читают про других несчастных, которые тоже мучаются от агрессивного поведения окружающих, и чувствуют себя лучше.

Если вам такая терапия не нужна, то просто не работайте с мудаками — а книгу читать нет смысла.

★★★★★ Книги на Литресе.

Я хотела эпическое чтение на все лето, как в школьные времена, — и его получила. Я люблю, но последнее время мало читаю фентези, а эта серия меня совершенно захватила. Восхитительная глубина мира, разные характеры и повороты сюжета, которые ни за что не предугадать.

С ужасом думаю, сколько времени я ухнула, чтобы прочитать 26 962 экрана текста, но совершенно не жалею. Присоединяюсь к армии поклонников, которые требуют, чтобы Джордж Мартин писал быстрее, и боятся, что он не доживет до конца эпопеи.

Постоянно держит в напряжении. Ночь темна и полна ужасов. Зима близко!

Конспект «The Productivity Project» Криса Бейли, часть 2.

Многозадачность — вредная привычка, от которой надо избавляться.
Люди знают это, но сопротивляются, так как им почему-то хочется быть мнозадачными. Дело в том, что человеку это физиологически приятно.

Как устроен мозг человека

Упрощенно наш мозг состоит из трех частей: древний мозг (или мозг рептилии), средний мозг (или лимбическая система) и неокортекс (кора больших полушарий).

Мозг рептилии отвечает за инстинкты. У него всего три набора действий: бей, беги, замри.

Лимбическая система отвечает за эмоции. Она реагирует на стимулы, поступающие от мозга рептилии, и превращает их в страх, агрессию, удовольствие.

Неокортекс — это «человеческая» надстройка в мозге: логические связи, планирование, сложные абстрактные идеи. Он осмысляет и иногда контролирует наши действия.

Почему мы слушаем лимбическую систему, а не неокортекс

Биологически люди запрограммированы на выживание. Миллионы лет подряд они убегали, увидев льва, и лимбическая система выработала связь: раздражитель/стресс/опасность → реакция → избегание опасности → поощрение.

В современном мире раздражители — это телефонные звонки, почта, мессенджеры, уведомления, коллеги и лишние мысли в голове. Неокортексом мы понимаем, что они могут подождать. Но связь «раздражитель → реакция → поощрение» никуда не делась, и у нас зудит. Лимбическая система требует действовать немедленно.

Хуже того. Лимбическая система стимулирует нас отвлекаться, и у нее наготове поощрение, здесь и сейчас. А неокортекс не только заставляет нас делать что-то сложное (пусть важное), но и поощрение предлагает потом.

Многозадачить весело и приятно

Идеальный рабочий день с точки зрения неокортекса, или мозга разумного человека, выглядит так: начал большое важное дело → скучно, но важно, делаешь, делаешь, делаешь → сделал большое важное дело → получил удовольствие.

Идеальный рабочий день с точки зрения лимбической системы, или гормонального наркомана внутри нас, выглядит так:
— начал большое важное дело → скучно;
— открыл почту → получил удовольствие;
— вернулся к большому важному делу → скучно;
— ответил на звонок → получил удовольствие;
— вспомнил что-то → отвлекся → получил удовольствие;
— вернулся к большому важному делу → скучно;
— ответил в мессенджере → получил удовольствие.

Во втором случае работа кажется куда более интересной и веселой, даже если сделано объективно меньше, чем в первом. Нам нравится постоянная стимуляция, и мы привыкаем к потоку уведомлений и отвлечений. Мы ему даже рады! Формируется привычка.

Многозадачить вредно и непродуктивно

Люди убеждают себя, что многозадачить — классно. Это иллюзия продуктивности, но мозг с удовольствием в нее верит, так как регулярно получает поощрения от лимбической системы. Более того: делая только одну вещь, мы чувствуем себя виноватыми и менее продуктивными.

На самом деле наш мозг не умеет фокусироваться на двух вещах сразу. Он быстро-быстро переключается между одной и другой, и это создает иллюзию многозадачности. Но переключение изматывает мозг. Занимаясь многозадачностью, мы не только не делаем больше и лучше. Мы еще и устаем быстрее.

В любых тестах, где сравнивают однозадачных и многозадачных людей, многозадачные проигрывают. Они быстрее устают, хуже запоминают, хуже концентрируются, больше времени тратят на сложные задачи. Со временем они даже хуже многозадачат, потому что мозг находится под постоянным давлением.

Как бороться с многозадачностью

Многозадачность — вредная привычка, от которой надо избавляться, но делать это с помощью силы воли бессмысленно.

Абстрактные категории, которыми оперирует неокортекс — «важно, перспективно, безответственно», — никогда не перевесят химию, которую предлагает лимбическая система.

Единственный способ — обмануть физиологию, избавив себя от раздражителей. На время важной работы отключить интернет, поставить авиарежим, закрыть почту и записывать все лишние мысли, которые приходят в голову, чтобы разобраться с ними потом.

У лимбической системы пропадут триггеры, и она перестанет вас искушать. Можно начать с 15-20 минут без раздражителей (и стимулов!) и со временем дойти до нескольких часов.

А еще можно представить, сколько прекрасных и приятных вещей вы сделаете, когда перестанете тратить лишнее время и внимание, поддаваясь многозадачности.

★★★★★ Книга на Google Play Books.

Очень своевременная книга про управление не только временем, но еще и вниманием и энергией.

Канадский студент Крис Бейли отклонил два лакомых предложения о работе — и вместо этого целый год тестировал на себе разные системы и приемы продуктивности.

Часть 1: пять самых полезных/интересных идей для меня (этот пост).
Часть 2: многозадачность.
Часть 3: прокрастинация (скоро будет).
Часть 4: цитаты (скоро будет).

1. Важно управлять не только временем, но еще и энергией и вниманием.

Мир перешел от экономики времени к экономике знаний. Нет смысла запланировать на весь день на сложную ответственную работу, если у тебя нет на нее сил.

Раньше люди продавали что-то, сделанное своими руками. Им сложно было оценить, сколько времени потрачено на ту или иную вещь, поэтому они оценивали в деньгах не потраченное время, а штуки товара. Работала модель «деньги за штуку».

Потом произошла индустриальная революция. Появились фабрики и рабочий день с восьми до пяти: на фабрике важно согнать всех рабочих в одно место в одно время, иначе сложные станки не заработают. Люди стали продавать вещи, сделанные на фабриках, и модель «деньги за штуку» сменилась моделью «деньги за время».

Появилась прямая зависимость между проработанным временем и заработанными деньгами. Восемь часов производства = конкретная цена в долларах. Чтобы зарабатывать больше, все занялись тайм-менеджментом.

Сейчас люди работают не на фабриках, а в офисах. Деньги все чаще платят не за продукт, а за услугу. Услуга — это не просто время, а комбинация времени, энергии, знаний и знакомств — иными словами, продуктивность. Мы работаем в модели «деньги за продуктивность».

Чтобы стать успешным, нужно управлять и временем, и энергией, и вниманием. Важна не столько продолжительность работы, сколько ее качество и эффективность.

2. С вечера определите три важных дела на следующий день.

Очень простое правило, которому очень сложно следовать.

Люди повально увлекаются списками дел и трекерами, которые помогают аккумулировать задачи и делать больше за единицу времени. Они попадают в ловушку, стараясь работать быстрее.

На самом деле надо замедлиться и работать более осознанно. Ведь важно не просто что-то делать — а делать то, что важнее всего.

Прежде чем учиться управлять своим временем, вниманием и энергией, неплохо решить, ради чего ими управлять. Надо работать не больше, а умнее.

3. Делайте самые важные вещи в своей биологический прайм-тайм.

У каждого человека свой хронотип, свои внутренние биологические часы (больше об этом в книге «Всегда вовремя» Марка Бреуса).

Они устанавливают, когда этому конкретному человеку лучше спать, есть, заниматься сексом или решать сложные задачи. Эти биоритмы определяются генетически и зависят от выработки гормонов в конкретном организме. Их нельзя изменить.

Самое продуктивное время называется биологическим прайм-таймом (biological prime-time, BPT). У каждого человека оно свое. Важно найти свой БПТ и решительно забронировать это время под самые важные задачи. Можно даже отметить его в календаре, чтобы случайно не занять ерундой :) Чем больше важного делаешь в БПТ, тем осмысленнее становится жизнь.

4. Делайте только задачи с высокой отдачей.

Обычно задачи делят на важные/срочные или высоко- и низкоприоритетные. Такое деление подсказывает, когда их выполнять.

Крис Бейли предлагает другое деление: на задачи с высокой и низкой отдачей (high-return и low-return tasks). Такое деление подсказывает, надо ли делать эти задачи вообще. Чем-то оно похоже на «свою работу» и «чужую работу» в Бюро Горбунова.

Надо построить жизнь так, чтобы выполнять только задачи с высокой отдачей. Например, для писателя задачи с высокой отдачей — писать и редактировать. Это его главная работа, она приносит ему деньги и двигает вперед.

Задачи с низкой отдачей — отвечать на письма поклонников, обновлять блог, назначать встречи, давать интервью, вести соцсети, искать издателя — помогают писателю делать основную работу и поддерживать статус. Но по сути это задачи с низкой отдачей. Чем больше он ими занят, тем меньше времени остается на написание и редактуру.

Еще раз: прежде, чем делать, — думайте, а стоит ли это ваших времени, внимания и энергии. И если это задача с низкой отдачей, делегируйте, отменяйте или сокращайте.

5. Многозадачность, прокрастинация и отдача от задачи всегда связаны.

Крис объясняет, как химия в нашем мозге заставляет нас быть многозадачными (совершенно напрасно!) и как это связано с прокрастинацией. Но многозадачность — настолько важная для меня тема, что я написала про нее отдельный пост. Про прокрастинацию тоже скоро будет.

Иван Сурвилло взял интервью у Фёдора Овчинникова — и один в один сформулировал мои чувства про ответственность предпринимателя:

«Раньше было непонятно, где деньги брать, ты не знал точно, что будет завтра, и перед сном иногда возникало ощущение огромной ответственности за деньги перед инвесторами. Очень много денег было привлечено под мою личную гарантию. Плюс сотрудники, планы, комитменты, партнеры, государство… Это всё наваливалось. Я начинал воспринимать себя хоббитом, который кольцо несет. На мне вся ответственность, и уйти нельзя».

Когда я делаю Стримфест, я чувствую себя хоббитом, который несет кольцо. Я даю обещания, которые нельзя не выполнить: партнерам — что они получат пользу от участия, подрядчикам — что мы заплатим по счетам и в срок, стримерам — что мы выполним все их просьбы, посетителям — что стримеры придут и будет интересно, СМИ — что они получат свои интервью, всем — что мы не обманем и не кинем, и еще множество мелких обещаний. Ответственность давит на шею, и уйти нельзя.

«Люди-то думают, что компания, где они работают, просто взяла и появилась. А ты знаешь, что всё это на тебе».

Это душит. Я пока не умею с этим бороться. Овчинников научился:

«Утром всё проходило. Мне кажется, важное и хорошее свойство предпринимателя — умение восполнять энергию при беге на длинную дистанцию. Просыпаться и перезагружаться».

Планировать новый Стримфест — это снова надевать на шею цепь с кольцом, зная, как будет тяжело. На это много рациональных причин, но самая сильная — эмоциональная. Кайф предпринимателя — это кайф первооткрывателя.

«Мы, например, едем в Нигерию, у нас там партнеры есть. Это же безумие какое-то, Нигерия! Это кайф первооткрывателя. Люди в Англии в семнадцатом веке думали, что плывут в Вест-Индию, и от этого захватывало дух».

Так и у меня. Самая сильная мотивация брать ответственность за проекты — потому что от этого захватывает дух. Придумал — делаешь. Кайф!

★★★★☆ Книга на сайте Додо.

Вдохновляющая и ироничная книга про ценности и миссию компании. Одна из лучших в своем жанре, почти как «Доставляя счастье» Тони Шея, и гораздо лучше «Руководства для новых сотрудников Valve».

Никаких советов и морали — просто истории, которые происходили с партнерами и сотрудниками «Додо Пиццы» на пути от маленького сыктывкарского сервиса доставки к самой крупной в России сети пиццерий. Читаешь — и проникаешься их ценностями, переживаниями, примеряешь на себя. Я с 2008 года читаю блог Фёдора Овчинникова, но прочитать все еще раз в одном месте было очень приятно.

Когда-нибудь у нашей компании тоже будет такая книга с историями про ценности. А пока — очень классно, что в нашем районе появилась точка «Додо Пиццы», где каждому новому клиенту привозят книгу о компании.

★★★★★ Книга на Литресе.

Одна из лучших книг про эффективность и здоровый образ жизни. Обязательно сделаю выжимку.